Предупреждение автора: Это художественное произведение. Все имена собственные и названия изменены. Любые совпадения случайны.
Последняя любовь -
нежданный случай,
Судьба шальная нас с
тобой свела.
Всю жизнь я был
какой-то невезучий..
А ты меня ждала, ждала,
ждала…
Э.
Рязанов
Рабочие
программы, журналы, планы занятий… А что
такое «внеурочка»? А ФГОС???? Нет, если прийти в образование в юности и
работать там всю жизнь, наверное, это просто… Веру Николаевну просто трясло.
Да, Интернет – великая подмога, но с её завучем по научно-методической работе
не справлялся даже он. Татьяна Павловна опять полтора часа терпеливо (как
отстающему школьнику) объясняла, что неправильно в её рабочей программе: почему
так нельзя формулировать задачи, какие метапредметные умения надо прописать,
как правильно сформулировать методы работы с детским коллективом… Однако всё
это улетучивалось одномоментно, как только Вера Николаевна выходила из
методкабинета. Да к тому же суровую и пожилую Татьяну Павловну она боялась
просто до дрожи, хотя и сама уже давно не было юной девочкой, а коллеги по
Дворцу творчества в большинстве своём были ровесниками её детей – и даже
младше.
Голова
болела. Впрочем, это обычное её состояние в августе – когда надо сдавать все
эти планы и рабочие программы.
Да,
когда три года назад она, резко поменяв сферу деятельности, решила
организовывать рукодельный кружок, ей не приходило в голову, что, кроме
творчества и работы с детьми, придётся столько сил отдавать «методической
работе». А ещё аттестация!! Это и вовсе вгоняло её в панику. До сих пор она от
неё отказывалась, но Дворцу надо было (по каким-то своим «высшим» соображениям),
чтобы все педагоги были аттестованы. А Вера, врач-эндокринолог по
специальности, не имела даже педагогического образования. Вот и пришлось ей
нынче пойти на курсы переподготовки и написать заявление на аттестацию…
Может,
Боря прав – не стоило ей такой резкий фортель выкидывать в том возрасте, когда
взрослые дети учатся в вузах и можно просто наслаждаться жизнью «для себя»? Но
ей так хотелось реализовать мечту о работе с детьми.
Август
был нынче удивительно сухим и тёплым. У Бориса этим летом было два важных
судебных процесса, поэтому они всё лето провели в городе. Да и осенью не
получится никуда поехать – начнутся занятия. Вера не хотела пропускать. Хотя и
отпуск за свой счёт не ударит по бюджету, но зачем давать лишний повод коллегам
для сплетен и скрытого неодобрения. Женский коллектив… Очень много незамужних,
очень много одиноких мам. Им каждая строчка в расчётке важна, они каждую цифру
знают и выверяют. Вера, к стыду своему, не помнила, за что именно ей
доплачивают, сколько точно должна быть сумма зарплаты в аванс и окончательную.
И хотя старалась на работу одеваться как можно скромнее, всё равно выделялась
среди коллег, вызывая недоумённые взгляды: «Что за блажь работать в
допобразовании и получать копейки, если одно платье стоит больше зарплаты за
несколько месяцев???» Сначала спрашивали прямо, получив её честные ответы,
незаметно (и заметно) переглядывались, оставаясь при своём первоначальном
мнении: «Блажь!»
Антон
и Полина уехали на прошлой неделе. Каждый в свой город. Год от года период
каникулярного времени, который они проводили дома, сокращался. Вера скучала по
ним, но понимала и принимала: у детей своя жизнь. И старалась наладить свою.
Впрочем, это касалось работы. Жизнь дома была устоявшейся и спокойной.
Фактически Вера Николаевна была предоставлена самой себе. Муж, получив три года
назад ответственный пост начальника юридической службы в крупной корпорации,
домой приходил поздно, работы было много. Их возраст позволял им просто быть
рядом, не дёргая друг друга претензиями и обидами. Они уважали и, наверное,
по-прежнему любили друг друга.
И
всё-таки, если бы не новая деятельность, Вера бы чувствовала себя одиноко.
Поэтому и погружалась в жизнь не только рукодельного объединения «Ежиная
мастерская» (у ёжика колючки, у них в руках иголочки), но и всего Дворца
творчества – помогала в подготовке мероприятий, шила костюмы для Новогодних
представлений, готовила выставки педагогов и детей. Она с удовольствием
дежурила в праздничные дни и подменяла заболевших коллег – ей было интересно.
Это снова заставляло чувствовать себя юной и неопытной. Правда, близких
отношений ни с кем не сложилось: с одними мешала разница в возрасте, с другими
– как ни печально – зависть…
Вера
вдохнула прохладный вечерний воздух (Татьяна Павловна задержала её сегодня до
вечера). Семь часов… Днём она звонила мужу, и тот сказал, что будет на работе
часов до восьми. Его офис располагался как раз по пути домой. Вера решила зайти
за мужем на работу, чтобы вытащить его на воздух и пройтись вместе…
Да,
опрометчивое решение в век сотовых телефонов. Лучше бы сначала позвонить!
Мексиканская
«мылодрама», описанная в сотне книг и анекдотов ситуация ворвалась в её жизнь.
А
стоило только позвонить!
…Охранник
на входе в здание приветливо поздоровался с ней. Да, Борис Игоревич здесь, не
уходил. Вера знала расположение офиса. Спокойно поднялась на третий этаж,
прошла до конца коридора. Для проформы стукнув в дверь (в его отделе были уже
закрыты остальные офисы, значит, Борис опять задержался один), вошла в кабинет.
Дурной
сон. Борис и женщина. В самом недвусмысленном положении, не оставляющем никаких
сомнений и возможностей трактовки. Вера замерла. Борис увидел её, женщина нет.
Долгий взгляд – и Вера молча вышла из кабинета. В шоке сделала шаг.
Остановилась – и услышала:
–
Кто это?
–
Ошиблись, милая.
Этот
краткий обмен фразами поразил её больше, чем увиденная сцена. Муж не бросился к
ней, сделал вид, что ничего не произошло…
…Темно,
холодно, жёстко. И болит нога. И невозможно встать с сырой земли. Вокруг
деревья, мерзкий запах. Где она? Вера оглядывалась вокруг и не могла понять,
что произошло. Последнее, что помнилось, как она выходит из Дворца творчества,
вымотанная общением с Татьяной Павловной. Но сейчас перед ней какое-то другое
место. Странное. Это город? Лес? Парк? Где она и как здесь оказалась??? В
голове какая-то муть…
Вера
Николаевна вдохнула, прежде чем закричать. Но не закричала. Она взрослая
женщина. Сначала надо попытаться понять. Ещё раз попыталась встать. Но не
смогла опереться на ногу. Так. Что-то с ногой… Может, она напилась? И поэтому
ничего не помнит? Такого, конечно, не бывало с ней раньше, но… Прислушавшись к
своим ощущениям, Вера поняла, что не пьяна и не с похмелья. Ощупала голову.
Целая. Одежда? На ней. Сумочка? Вот. Даже папка с рабочими программами. Что-то
надо сделать… Она не понимала, что именно. Порылась в сумочке, обнаружила
сотовый телефон. Надо позвонить… Открыла экран. Список контактов – только
имена, будто бы и знакомые, а будто бы и нет… По крайней мере, она не могла
сообразить, кому принадлежат эти имена… Паника нарастала. Может, это не её
телефон? Рядом никого не было. Голова кружилась, нога болела. Она не помнила ни
одного телефона!!! Даже номер спасателей почему-то выпал из памяти…
Вера
Николаевна бездумно схватилась за голову, в отчаянной попытке хоть что-то
сообразить потёрла виски… И вдруг. Ей вспомнился один телефон. Она так и не
понимала, чей он, но очень хорошо чувствовала, что это тот телефон, где она
получит помощь. Откуда пришло это ощущение, она опять же не знала. Но это было
единственное, что вообще всплывало в памяти. Набрала номер. Клавиша вызова.
Гудок, второй…
И
удивлённый голос:
–
Мадам?
Голос
что-то напоминал, что-то важное. Перед ней вдруг возник насмешливый взгляд
пустынно-серых глаз.
–
Вера! Это ты?
Голос
был по-прежнему удивлённый, но теперь и взволнованный. Она не помнила, кому он
принадлежал. Как и всё остальное. От бессилия и непонимания происходящего, от
того, что теперь кто-то есть рядом, она наконец разрыдалась.
–
Вера, ты где? Что случилось?
Если
бы она знала!!!
–
Я не знаю! – хотелось ей прокричать. Но голос сорвался, и она просто простонала
это в трубку…
Андрей
Сергеевич отложил книгу. Потёр глаза. Сегодня вечером он дома. Впервые за
последнюю неделю. Вчера закончилась конференция. Как обычно – банкетом. Нет, он,
конечно, не пил. Начальнику службы безопасности банкеты не доставляют никакой
радости – наоборот, более сложная работа. Особенно, если приезжают
знаменитости. Поэтому так хорошо было остаться сегодня одному – и дома. Тишина,
дом, одиночество… Очень часто непозволительная роскошь для людей его профессии.
Пусть и ушедших в «частный бизнес». Звонок телефона, который он никогда не
выключал и не убирал от себя далеко (в отличие от рабочего), заставил
напрячься. С дочерью он говорил вчера, вряд ли она позвонила сегодня и так
поздно. Мама? Что-то случилось? Но определившийся номер не был маминым. Не
принадлежал он и дочери. Это был третий человек. И хотя Андрей никогда не
разговаривал с ней по телефону, но он его знал наизусть – издержки профессии.
Он помнил эту женщину, так поразившую его три года назад, в тот последний его
вечер в качестве администратора и «службы безопасности» в одном частном
заведении. Её реакция на происходящее в клубе была такой исключительной,
поведение таким искренним и в то же время… наивным, что именно она и стала тем
третьим человеком, которому он дал свой личный (именно личный) телефон.
Удивительно…
Он был уверен, что уж она-то ему не позвонит никогда. Именно по этой причине и
начал разговор с того – давнего – обращения:
–
Мадам?
Дальнейший
разговор напоминал театр абсурда. Мало того, что женщина не понимала, кому она
звонит, она не могла объяснить, ни где она находится, ни что случилось.
–
Вера, спокойно. Сейчас приеду. …Найду. Не отключай телефон! Поняла? Слышишь?
–
Да.
Это
короткое слово убедило, что его указания она восприняла.
Андрей
тут же через свои программы подключился к пеленгации номеров. Пока определялось
местонахождение абонента, пытался понять, что можно предпринять ещё. Вера не
позвонила мужу. Почему? Не так и важно. Важно понять, знает ли Борис Игоревич,
где его жена. По служебному телефону он набрал его номер. Борис не сразу
ответил. Дыхание сбивчивое. После обмена ничего не значащими фразами Андрей
понял, что, во-первых, собеседник не дома, и, во-вторых, не обеспокоен по
поводу жены. Странно. Но пока неважно.
Андрей
снова заговорил с Верой. Программа работала. Главное, чтобы женщина не
двигалась никуда какое-то время.
…Спустя
сорок минут по пеленгатору Андрей Сергеевич обнаружил Веру Николаевну недалеко
от входа в старый городской парк. Сейчас он не пользовался популярностью, был
плохо освещён. Вера Николаевна, оказывается, свернула в темноте с тропинки, обо
что-то споткнулась и упала. Травму ноги он предположил сразу – по её словам.
Пугало другое: она ни разу не назвала его по имени, и создавалось полное
впечатление, что она не понимает, с кем именно разговаривает. Он ехал к ней, предполагая самое худшее, что могло
произойти с одинокой женщиной поздно вечером. Но, подходя к ней, увидел, что
она здесь одна и не пострадала от действий других людей. Опустившись рядом с
сидящей женщиной, он наклонился к её лицу и почему-то снова произнёс:
–
Мадам?
…Голос,
который удерживал её от паники весь последний час, принадлежал незнакомому
мужчине. И только снова услышав это странное обращение, увидев теперь наяву
обеспокоенный взгляд бледно-серых глаз, Вера вспомнила.
Образы
пришли враз, смешиваясь друг с другом, но проясняя в сознании и прошлое, и настоящее: поездка с подругой, слова об
изменах мужа, посещение странного частного клуба, пронзительный и одновременно
равнодушный взгляд, туман, поддерживающая рука, номер телефона, врезавшийся в
память, дети, кабинет мужа, два человека без одежды, слова мужа «Ошиблись,
милая», холодный воздух, буря мыслей, боль в ноге…
Андрей
Сергеевич видел, как меняется взгляд женщины. И понял: что-то действительно
произошло, что-то, заставившее её мозг хотя бы на время всё забыть. А теперь
она вспоминала. Но с памятью приходит и боль. Ему ли не знать…
Ноша
была невыносимой. Зачем??? Лучше бы не помнить, не знать, не видеть вновь и
вновь эту картинку перед глазами, не слышать нежный для другой женщины голос
мужа.
Боль
в душе ломала. Вера пыталась справиться с нею, но не смогла. И закричала.
Просто закричала. Дико, громко, безнадёжно…
Андрей
обнимал её сначала осторожно и нежно, но, услышав этот крик, понял – такую боль
не успокоить, не утихомирить. Он знал, как иногда борются с лесными пожарами:
встречный пожар. Он крепко прижал её к себе и заглушил крик сильным и
требовательным поцелуем. Не нежным, не бережным. Такой силе боли можно
противопоставить только силу.
В первый момент Вера задохнулась,
захлебнулась. И - ответила. Поцелуй
держал её, помогал справиться с болью. Она перестала думать о чём-либо,
отдавшись силе страсти мужчины.
Осознав,
что Вера отвечает ему, а значит, приходит в себя, Андрей отстранил её и
насмешливо сказал:
–
Мадам, теперь займёмся вашей ногой.
Вера
тихо заплакала, позволяя поднять себя. Андрей осторожно поднял её на руки и
понёс к машине. Она очнулась окончательно, сказав сквозь слёзы:
–
Не надо нести. Я не хрупкая дюймовочка. Я тяжёлая. Попробую сама.
–
Не мешайте. Я тоже не изнеженный подросток.
Вера
смирилась, понимая, что только усложнит его задачу своим сопротивлением.
В
травматологии сказали, что перелома нет, разрыв связок. Наложили тугую повязку.
Дали справку для больничного и рекомендации…
В
машине Андрею пришлось задать ей вопрос:
–
Домой?
Она
ждала этого вопроса. Ждала и не знала ответа. Домой? К Борису? Тогда – три года
назад – перед ней даже не стояло вопроса, прощать мужу измены или нет. Да и что
прощать? Это, видимо, в мужской натуре – стремиться к другим женщинам. Она
просто не восприняла это как что-то значимое. Но сегодня всё было иначе. Муж
видел её – и ничего не предпринял. Он не стал ничего объяснять, не бросился к
ней – он просто посмотрел на неё как на того, кто действительно ошибся. Ошибся,
зайдя в его кабинет. В его жизнь?
Андрей
взглянул на неё. Казалось, скользнул взглядом. Да ему и не надо всматриваться
пристально. Он привык оценивать ситуацию, человека, опасность быстро,
моментально. Иногда от этого зависела жизнь. Его самого, напарника,
доверившегося человека. Её заминка стала причиной его решения. Ни о чём больше
не спрашивая и не говоря, он завёл двигатель и повёз её к себе. Она тоже не
спрашивала, не говорила. Прикрыла глаза и молчала.
В
его квартире женщин не было никогда. Вообще, он никого не приглашал к себе.
Никогда. Иногда приводил дочь, когда она приезжала к нему на день или на два. И
всё. Всё общение – и деловое, и дружеское – происходило либо на работе, либо на
чужой территории. Эта квартира была его норой, пещерой, крепостью. И вот сейчас
он помог Вере добраться до своей кровати (он ненавидел всякого рода диваны,
после многих лет казармы и казённой мебели очень ценил кровать – прочную,
широкую), помог пристроить ногу. Приготовил кофе. Подумал: мужчине предложил бы
водки, но Вера её не пьёт (он знал это). Нашёл коньяк и влил такую порцию, что
превратил кофе с коньяком в коньяк с кофе.
Принеся
кофе в комнату, Андрей увидел: Вера с ужасом смотрит на телефон. Аппарат был
поставлен на беззвучный режим, поэтому звука он не услышал. Но увидел, что на
экране высвечивается имя – Борис.
Андрей
до сих пор не знал, что случилось, почему он нашёл Веру в парке и в таком
состоянии. Но то, что она не позвонила мужу, не попросила отвезти домой, сказал
ему о многом. И он видел, что сейчас она просто физически не способна ни с кем
говорить, не способна принимать решения. Она с молчаливой благодарностью
принимала то, что решал за неё он. И на телефонный звонок, вручив ей чашку то
ли кофе, то ли коньяка, ответил Андрей.
Вера,
не чувствуя ни вкуса, ни запаха, пила горячий напиток, слушая отрывистые и, как
всегда, чёткие фразы:
–
Добрый вечер! … Это Косарев. … Да, у меня. … Нет. …Она не будет говорить.
…Остаётся здесь. …Нет смысла. …Завтра. … До свидания!
Он
отключил телефон полностью, но автоматически подключил к зарядке. Погасил
верхний свет. Зажигая настольную лампу, аккуратно отвернул к стене фотографию в
рамке. Убрал пустую чашку.
Вера
тихо наблюдала за ним. Она и раньше, когда они сталкивались на каких-либо
приёмах и мероприятиях, проводимых корпорацией, поражалась его пластике,
быстрым и экономным движениям. Острым, но при этом казавшимся равнодушным
взглядам. Она была в чужой квартире, с человеком, с которым едва несколькими
фразами перемолвилась за три года, который когда-то напугал её до безумия, но
при этом понял всё, чего не увидела и не смогла понять близкая подруга. Она
несколько часов назад своими глазами увидела мужа с другой женщиной. Казалось,
от её привычной жизни не осталось ничего. Но здесь и сейчас ей было спокойно. И
правильно. То, что он занимался своими делами, даже заботился о ней, как будто
не обращая на неё внимания, умиротворяло её, отгоняло все трудные и ненужные
мысли. Он исчез в ванной – она услышала шум воды. Её беспокоило даже это его короткое отсутствие. Всё, что
осталось в её мире неизменным, странным образом сосредоточилось в этом
малознакомом, но почему-то очень близком человеке.
Андрей
вернулся. Помог ей лечь, сам устроился рядом, обнял. Острый взгляд. Но не
мимолётный. И тогда он сказал ей первые слова после вопроса в машине:
–
Расскажи мне всё.
…Она
говорила долго. Обо всём. О раннем браке и своей любви. О медицинском
институте. О детях. О чувствах к мужу. О той поездке. О работе во Дворце
творчества. О том, что произошло сегодня.
Андрей
слушал. Задавал вопросы. Иногда гладил по волосам. В один момент слёзы всё-таки
полились из глаз. Он их просто молча вытирал ладонью. Когда Вера выговорилась,
Андрей коснулся губами её влажной щеки:
–
Всё кончилось. Здесь безопасно. Спи.
Он
хотел встать, но она задержала его:
–
Пожалуйста… Я не могу одна.
Андрей
покачал головой:
–
Нет. Тебе не надо сейчас никого. Спи. Всё потом.
Вера
вздохнула и подчинилась.
Андрей
переместился к столу. Когда женское дыхание выровнялось и он понял, что,
измученная, Вера уснула, он снова развернул к себе фотографию.
Качество
было не очень хорошим. Специалист сразу бы определил, что снимок распечатан с
записи камеры видеонаблюдения. Женщина испуганно смотрела в объектив. И при
этом оставалось в ней внутреннее достоинство, которое помогало и преодолеть
страх, и не идти на поводу у обстоятельств. Вопреки всему, это была сильная
женщина, чья сила и создавала тот ореол женственности, привлекающий взгляд.
Вера…
Мадам… Вера Николаевна…
Все
три года Андрей смотрел на эту фотографию, на Веру, встречая её изредка с
мужем, и думал о том, как иногда может пройти мимо та единственная, ради жизни
с которой стоило рисковать и оставаться в живых, менять свою жизнь практически
на 180 градусов. И понимать, что это просто недостижимая мечта. Чувство,
пришедшее к нему, как он сам считал, слишком поздно… Даже сам себе Андрей не
говорил о любви к ней. Зачем произносить слова?
Вера
проснулась в объятиях спящего мужчины. Она помнила, что засыпала одна. Но
сейчас ей было так хорошо и спокойно с ним. Боль отступала. И тот поцелуй в
парке. На сырой земле. Нисколько не нежный, а властный и решительный. Да,
иногда от одного поцелуя женщина способна узнать своего мужчину. Своего. На всю
жизнь. И то, что им отнюдь не двадцать лет, только укрепляло решимость – не
тратить зря времени порознь. Она смотрела на спящего и думала о том, как права
была Надежда тогда, три года назад, выдернув её из скорлупы устоявшегося мира.
С той самой встречи она знала,
чувствовала, понимала, что есть рядом человек, который стал для неё
единственным. И то, что в минуту отчаяния она вспомнила именно его телефон,
было правильно. И быть рядом – это правильно. Вера осторожно, не желая будить,
прикоснулась к седым волосам Андрея, легко, едва касаясь, провела пальцем по
щеке. Но он тут же проснулся.
Его
бледно-серые глаза вспыхнули отражением любви и доверия в любимых глазах
женщины…
Анастасия Рубцова
© 02.05.2020
г.
